Открыть проект «Служу Отечеству штыком, пером и верой» мы решили письмом, правда, в сокращенном виде, которое совсем недавно пришло в газету от Натальи Куликовой, внучки Михаила Яковлевича Землянова, участника Великой Отечественной войны, в разные годы трудившегося главным редактора районной газеты и директором Кардымовской средней школы.
Она поделилась воспоминаниями своей бабушки Елены Андреевны Земляновой о начале войны и эвакуации, которые были ею написаны в 1991 году.
Сорок первый
«Лето 1941 года. 22 июня. Смоленская область, пос. Кардымово. Воскресенье. Я сижу дома, готовлюсь к первому экзамену. Муж Михаил ушёл на работу в редакцию. Дети на улице, девочка и мальчик, 14 и 13 лет. Радио выключено – в доме тихо. Вдруг вбегает Михаил: «Сидишь? Радио не включала?» — «Нет». — «Война началась. Собирайся – пойдём, мне поможешь. Надо оповестить дальние колхозы о случившемся». Это было утро 22-го, а вечером ему принесли повестку – 23-го явиться в военкомат. И на следующий день в 11 часов дня мы с дочкой Велей проводили его в Смоленск, а 16 июля бежали из села. И 22 июля уже в качестве беженцев мы были в селе Дуплято-Маслово Тамбовской области в колхозе «Труд».
Так мой дед, ровесник ХХ века, Землянов Михаил Яковлевич, на следующий день после начала войны ушёл на фронт. Прошёл всю войну в 227-м отдельном отряде разминирования, командир роты, капитан. Всего один раз ошибся при разминировании, вследствие этого – остался без зубов.
Бабушка не пишет, что дед Миша умолял её уехать, ведь он был коммунистом с 1918 года. И они с последней полуторкой под бомбёжками выехали через Соловьёву переправу. У бабушки от нервного напряжения отнялись ноги, и ее вели к машине под руки. Почти все родственники коммунистов, оставшиеся в Кардымово, были расстреляны немцами.
«Разместили эвакуированных по квартирам, и уже на второй день нашего пребывания мы вышли на уборку урожая под лозунгом: «Всё для фронта, всё для победы!»
Близилась зима, к которой мы были совсем не готовы. Запасов – по пословице: «Одежды – что на коже, а харчей – что в пузе»…
Эвакуация в глубокий тыл
Лето 42 года. Немцы рвутся к Тамбову. Рядом военный завод имени Котовского. И ночью, и днём немецкие самолёты летят через наше село, бомбят завод. От мужа редко, но письма идут. Пишу ему об обстановке, отвечает, езжайте на Алтай и прислал адрес. В августе мы покинули Тамбовщину.
Ехали в Алтайский край целый месяц. Хлеб по карточкам, на меня 400 гр. и по 200 гр. на детей. В селе есть столовая, в ней горячие супы из картофеля и капусты. Когда капуста закончилась, картошку стали заправлять зелёными солёными помидорами. Этот суп есть было нельзя. Велю после него рвало, она сказала: «Лучше умру, но его больше есть не стану». На деньги, которые у меня были (200 рублей зарплаты и плюс 600 рублей по аттестату за Мишу моего) можно было купить только 800 г хлеба и молока 1 литр. Еле выжили до весны, дочь заболела, кашель, температура. В школу ходить не в чем, и она совсем отключилась от жизни, а я работаю в школе целыми днями – ведь помимо уроков ещё и работа завуча. Славик ходит в школу в 7 класс, учится хорошо, несмотря на голод. В селе Новокопылове был фельдшер, веду Велю к нему, а он мне говорит: «Матка, у дочки чахотка, надо усиленное питание»…
Дорога домой
В 1942 году освобождают Кардымово от немецких фашистов. Нам предоставляется возможность уехать домой. А где тот дом? Ведь немцы всё сожгли. Опять голод, опять одни страдания. Но решаем ехать. В Кардымове был детский дом, жена директора мне пишет, что он собирает учителей и предлагает мне вызов на работу туда. Осенью 1944 года, в октябре, мы уже были в Кардымове. Выехать из Сорокина до железнодорожной станции была целая история. Станция Алтайская от Сорокина в ста км. Сообщение только на грузовых попутных машинах. Ждём неделю, а уже в школе начались занятия, ждём вторую, и, наконец, удаётся уехать. Приехали, а на станции сидит таких, как мы, сотни. Билеты дают, но стоять за ними надо в очереди, и поезд идёт только до Новосибирска, а оттуда уже до Москвы. Кое-как получили на третьи сутки билеты, а в поезд и с билетом не попасть. Славка догадался перебраться на площадку между вагонами и втащил нас с Велей.
Поезд тронулся. Идёт проводник, видит нас, сидящих на сундуке, прижавшимися друг к другу, сжалился и впустил нас в вагон. В Новосибирске заходим в вокзал, а народу – тысячи. Кто сидит, кто стоит, до кассы и добраться нельзя, а не только уехать. Хлеб по карточкам дают, но я боюсь отпустить от себя Славика, вдруг затеряется. Но как сесть в поезд – вот проблема. Этот случай остался на всю жизнь памятный. Я набралась храбрости и иду к военному коменданту вокзала. Показываю ему вызов директора детдома. В вызове написано: «Вызывается Е.А. Землянова на восстановление краснознамённого детского дома посёлка Кардымово». То ли вызов повлиял, то ли мой вид подействовал, но он говорит: «В 18 часов будет идти поезд на Москву. Подходите к детскому вагону, я вас посажу». Я отвечаю: «У меня дети уже большие». – «Всё равно».
Пришли, дрожим и вдруг видим: он уже стоит возле вагона и говорит проводнице: «Посадите их». Ехали трое суток до Москвы, а затем уж добрались и до Кардымова.
Итак, в начале октября 1944 года мы возвратились из эвакуации. Посёлок нас встретил развалинами. Мы даже не могли узнать, где была наша станция. Лесок детского дома немного уцелел. По этому ориентиру мы и добрались до него. Нас уже ждали, обеспечили жильем – большая комната в здании детдома. В ней жили: за печкой муж с женой – пожилые воспитатели, молодая воспитательница и мы с Велей. Славика поселили вместе с мальчиками старших классов.
Я работаю воспитателем в группе из 45 мальчиков, возраст от 8 до 14 лет. Все они учились по программе первого класса, но 14-летние быстро усвоили науку и были опорой в нашей жизни. Надо было самим обеспечивать себя топливом, которое они носили из соседнего леса.
Сидим в тепле, а ребята на поле картошки насобирают-напекут, и тогда уже у нас полный праздник – все едим эту картошку. В детдоме кормили лишь бы выжить, и дети были истощены. Мечтали о простой картошке. Худо-бедно, но с бытом по тому времени я с детьми была устроена. Детдомовский хлеб даром не ели – работали они, как и все воспитанники. Сама я все свои силы и знания, которые имела, отдавала ученикам. В феврале 1946 года с фронта возвратился наш отец».
Несколько раз бабушка и мама с братом были на грани жизни и смерти. Вся страна переживала такие же лишения. Поэтому нет в её рассказе жалоб и причитаний. Бабулю Лену я всегда считала очень спокойной, скромной, даже застенчивой. Она никогда не повышала голос, но тихо могла сказать так, как припечатать. До сих пор удивляюсь, как ей удавалось, пересиливая свой небойкий терпеливый характер, ходить, добывать, просить, уговаривать. Думаю, коменданта и других трогал её вид, одновременно и решительный, и беспомощный.
И ведь сберегла деток. Когда пришел с победой дедушка Миша, с гордостью вывела ему дочь и сына, живых и здоровых. Только она знает, чего ей это стоило.
Страшные мелочи – есть сухие макароны, возможность не однажды умереть от голода и обморожения, носить сапоги по очереди с сыном, сажать картофельные глазки и очистки. Думаю, что подвиг матери, спасающей детей в тылу и, себя не жалея, работающей для фронта, не меньший, чем подвиг воина, добытый в бою. Жизни тех, кто прошел через войну и последующий мир — основа наших жизней, наш пьедестал, с которого все ясно видно.
Уцелело фото, которое побывало на фронте. На обратной стороне написано: «Папа. Узнаешь ли свою тройку? Первое фото в военное время». На стареньком фото – совсем юные сестра и брат со своей мамой. Дочь Веля, Новелла Михайловна, впоследствии стала известным детским врачом-офтальмологом, а сын Славик, Владислав Михайлович, многие годы ходил в море капитаном дальнего плавания Азовского морского пароходства.
